Ж. Вардзелашвили                                                                                                                   В каталог      

«Возможные миры» текстуального пространства 

(Опубликовано:  Санкт-Петербургский государственный университет и Тбилисский государственный университет. Научные труды. Серия: филология. Выпуск VII. СПб-Тб., 2003, с. 37-45)

          Наделенный разумом и воображением, человек имеет не только чувство собственной идентичности, он стоит перед необходимостью интеллектуально ориентироваться в окружающем его мире. Э. Фромм отмечал субъективно-объективную природу видения человеком картины мира: «Человек обнаруживает вокруг себя много озадачивающих его явлений и, обладая разумом, должен находить их смысл, включать их в определенный контекст, который он может понять и который даст ему возможность мысленно оперировать ими. Чем дальше развивается его разум, тем более адекватной становится его система ориентации… Вполне очевидно, что его картина мира зависит от разума и знаний» (1, с. 63). Потребность в ориентации изначально заложена в человеке, его система ориентации – это его картина мира. Следуя за логикой выдающегося мыслителя, можно, видимо, предположить, что, достигнув настоящего уровня в эволюционном развитии, человек стоит у границы, за которой находится мир воображаемый. Мир воображаемый, как и мир реальный, может изучаться в различных срезах и направлениях.

Возможные миры – категория модальной логики, которая в логике используется для установления истинности/ложности модальных высказываний. Размышляя о мироздании, Лейбниц утверждал, что Божественный разум извечно содержит вариант бесконечного множества миров, но в качестве реалии избирается лучший из этих миров. В этой идее Лейбница заложен «априорный» принцип примата возможного над действительным (2). Семантика возможных миров активно разрабатывалась в XX веке. В общих чертах возможный мир можно интерпретировать как возможное положение дел, либо возможное развитие событий. Теория возможных миров  разрабатывается в настоящее время применительно к языкознанию и литературоведению. «Одним из основополагающих моментов семантики возможных миров является выбор возможных миров неким индивидом… Когда говорят «возможно» или «необходимо», то имеют в виду не все множество возможных миров, а множество, некоторым образом ограниченное контекстом речевого акта и, прежде всего, знаниями, которыми обладают говорящие субъекты… (3, с. 7). Каким же образом, на каких основаниях человек ориентируется в возможных мирах?

 Как утверждает один из основоположников семантики возможных миров Я. Хинтикка, возможные миры – это вероятное положение дел по отношению к субъекту, находящемуся в мире реальном и который свое реальное «я» проецирует в иные мыслительные пространства (4).

К настоящему времени  семантика возможных миров как объект лингвистического исследования понимается как ментальный мир, материализованный в языковом знаке. Признано, что, в отличие от реального мира, возможные миры существуют в виде языковой модальности. Такой вид модальности называют модальностью возможных миров. Вербально они репрезентируются в языке через языковой знак, который становится своеобразным сигналом границы миров. Выявлен набор средств в языке, выражающих миропорождающую тенденцию. К таковым в русском языке относят модальные слова и выражения, союзы, частицы, конструкции типа «если бы… то бы», «если…то», «или…или», «бы + инфинитив».

        Полагаем, однако, что ограничение семантики возможных миров модальностью неоправданно сужает границы проблемы. Так, любая метафора – это тоже возможный мир, семантика которого репрезентируется не через модальность, но через вариант вероятного, каковым в данном случае выступает языковая единица, несущая смысл. Этот смысл  объективируется через данный семантический знак. Непрямая референция в языке, являясь «единственным способом намекнуть на недоступное схватыванию, на постоянно ускользающее», – это тоже семантика возможных миров (5, с. 221).

         Поскольку в любом литературном тексте возможно существование слов, отмеченных особенным смыслом, расшифровка которого предполагает активный когнитвно-креативный процесс со стороны адресата (так как смысл их предполагает известный культурный уровень) и поскольку такие слова предполагают возможность выбора прочтения их смысла, полагаем, что и они являют собой ту идеальную сущность, которая, будучи  «схвачена» языковым знаком,  граничит с миром возможным.

        Очевидно и то, что современная лингвистика, расширившая сферу интересов языкознания, сконцентрировала в последние десятилетия внимание на когнитивных, ментальных аспектах языковой деятельности. Когнитивный анализ языковых выражений, которые в текстуальном пространстве ведут из мира условно-реального (ибо художественный текст – это квази-реальность) в мир возможный, позволяет проследить путь языковой единицы от ее словарной ипостаси до гипертекстуальной, открывающей доступ в возможные миры.

Вынося в заглавие настоящей статьи возможные миры текстуального пространства, мы заостряем внимание на закодированных смыслах, заложенных в тексте, декодирование которых сопряжено с когнитивной деятельностью адресата данного текста, некоего идеального читателя, к которому апеллирует автор и которого вовлекает в словесную игру-загадку.

           Текст  может изучаться с различных позиций. Рассматривая текст с позиции лингвистической, многие исследователи отдают предпочтение термину «дискурс» вместо «текста»: «лингвистическое исследование условий производства текста определяет его как «дискурс»… – теоретический (конструированный) объект, который побуждает к размышлению об отношении между языком и идеологией. Понятие дискурса открывает трудный путь между чисто лингвистическим подходом… и подходом, который растворяет язык в идеологии» (6, с. 551). Здесь, очевидно, следует вспомнить, что идеология – это система не только политических, правовых, религиозных, но и нравственных, эстетических, аксиологических идей и взглядов. А следовательно, - дискурс – это пространство, в котором языковая единица максимально «загружена» смыслом, ибо если текст должен объяснять конкретное конкретным, он должен быть бесконечным (если речь идет не о тексте вообще, но о тексте, который предполагает позицию и выбор  в дискурсном поле).

Методика лингвистического анализа слов, граничащих с возможными мирами описана на примерах образующих модальность языковых единиц. А. П. Бабушкин предлагает следующие методы:

1)     Когнитивный анализ слов, семантика которых признается миропорождающей;

2)     Метод контекстуального анализа, который трактуется как анализ пресуппозиций;

3)     Логика здравого смысла (3, с. 18).

        Когнитивный анализ – это обработка информации с позиций когнитивизма. Информация поступает к человеку  во время общения или чтения и обрабатывается им как в процессе понимания, так и в процессе порождения речи. Контекстуальный анализ, приравненный к анализу пресуппозиций, предполагает анализ имплицитно выраженной информации, которая содержится в отдельно взятом предложении или тексте. Пересуппозиция есть нечто, само собой разумеющееся, и в силу этого не нуждающееся в экспликации языковыми средствами. Здравый смысл  с точки зрения философии  –  это система взглядов людей, картрирующая и оценивающая окружающую действительность.

        Исходя из сказанного, можно, по всей видимости, утверждать, что в языке есть набор средств, причем не только модально окрашенных, но и оценивающих, сравнивающих, намекающих, который, будучи подвержен когнитивному анализу, анализу пресуппозиций и анализу с точки зрения логики здравого смысла, являет собой вербальную манифестацию возможных миров.

        Возможный мир, таким образом, это не только модальные контексты. Он может быть расширен за счет вовлечения тех языковых средств, которые предоставляют право выбора при расшифровке смысла сказанного.

         Лингвокогнитивный анализ слов, граничащих с возможными мирами,  должен, как нам представляется, включать следующие процедуры:

1)     компонентный анализ слова;

2)     наносемный анализ слова;

3)     контекстуальный анализ;

4)     микро-, макро-, интертекстуальный анализ;

5)     логика здравого смысла.

        Данный алгоритм предполагает необязательность пунктов «2» и «4», если языковая единица поддается анализу  на уровнях «1», «3», «5». Компонентный анализ слова в семантике –  процедура, основанная на анализе иерархически упорядоченной структуры значения, что по сути есть поиск предельных составляющих смысла. Поскольку на этом уровне в исследовании значений слова могут обнаруживаться лакуны, именно наномасштабное исследование может восполнить, на наш взгляд, существующие пробелы в когнитивном процессе освоения возможностей того или иного языкового знака. Наномасштабному анализу подвержены не все языковые единицы, но только те из них, которые в конкретном контексте генерируют смыслы за счет перегруппировки элементов, как входящих в структуру семантического поля, так и стоящих за его пределами – коннотации, ассоциации, чувственные образы. Для дешифровки наносмыслов не всегда бывает достаточным обращение к контексту, что делает необходимой процедуру, отмеченную в нашем алгоритме как пункт «4». Ограничителем выступает логика здравого смысла – процедура «5».

        Будучи живым организмом, слово может приходить в движение, разрастаться в смысловозможностях и сужаться до абсолютной конкретики. Наносмыслы – это мельчайшие частицы смысла, заряженные очень мощной энергетикой, способной вытолкнуть данную значимость  из глубинных пластов нашего подсознания и архепамяти. Находясь в постоянной диффузии, наносмыслы облададают способностью к сцеплению с другими, масштабно себе подобными элементами смысла. Это  может приводить к «тектоническим» сдвигам в значении слова, за которым следует «выброс» на поверхность неожиданного смысла-символа.

         Материалом для исследования семантики возможных миров мы избрали эссеистику И. Бродского. Особая тональность жанра и мастерство мэтра, раздвигают границы слов и контекстов; созначения витают над текстом, обозначая границы миров – реального, вымышленного, возможного.

         «Но даже не разводя эту идею ни чернилами, ни водой, ясно, что это город рыб, как пойманных, так и плавающих на воле».

        Идея, которую автор отказывается разводить ни чернилами, ни водой – идея о том, что человек – больше чудовище, чем херувим. Разводить нечто водой – это в известной мере выхолащивать первоисточник, «ослабить крепость чего-л.» Значение глагола «разводить» БТС –2000 трактует и как «вести пустые разговоры;  делать, говорить что-л. однообразно, нудно». Так ослабнет ли идея от разбавления водой, потеряет изначальную цельность, или не заслуживает и внимания, потому что говорить о сущности человеческой можно только повторяя кого-то или повторяясь? А, может быть, называя человека чудовищем, мы сгущаем краски? Тогда, подобно акварели, эти краски следует развести и придать им мягкость. Слово вода в данном контексте сигнализирут о возможных мирах –  не надо разводить водой, чтобы: а) не выхолостить идею; б) предмет не стоит дальнейшего разговора; в) говорить об этом бессмысленно; г) краски слишком сгущены. Обратимся к микротексту. Сюжет разворачивается в Венеции, где вода – символика. Вода, возведенная до некоего сакрального смысла, может указывать на границу  с еще одним из возможных миров.

         А что скрывается за разводить чернилами?  То, что художник пишет красками, писатель пишет чернилами. Следует ли из этого, что  краски были все-таки слишком сгущены? Или каждый через переосмысление семантического знака может сам найти свой возможный мир? К тому же, в микротексте Бродский «скрыл» еще одну загадку семантики воды и чернил: «В конце концов, святого без чудовища не бывает – не говоря уже о подводном происхождении чернил (курсив наш – Ж. В.)». Подразумевается ли здесь первичность воды в ее сакральном смысле, либо все проще и речь идет всего лишь о истории происхождения чернил? 

        Дешифровка наносмыслов – прерогатива  читателя, способного распознать в слове энигму. Таковым для автора является некий идеальный читатель, который должен совпасть с ним в  мироощущении и мировидении. Этот читатель наделен способностью следовать за логикой и мыслью автора, материализованных в словах. В особых контекстуальных столкновениях слова могут генерировать особенные смыслы, выбрасываемые на поверхность движением наномасштабных структур.

        Нам представляется, что слова, генерирующие наносмыслы, могут быть отнесены к числу языковых средств, граничащих с возможными мирами, а поиск и исследование наномасштабных составляющих смысла – есть анализ путей вербализации возможных миров.  

Литература: 

1.     Фромм Э. Искусство любить.СПб., 2001.

2.     Краткая философская энциклопедия. М., 1994.

3.     Бабушкин А. П. “Возможные миры” в семантическом пространстве языка. Воронеж, 2001.

4.     Хинтикка Я. Логика в философии – философия логики. М., 1980.

5.     Кузнецов В. Ю. Философия языка и непрямая референция //Язык и культура. Факты и ценности. М., 2001.

6.     Серио П. Анализ дискурса во французской школе //Семиотика М., 2001  

J. Vardzelashvili

“Probable worlds” of the textual space.

Semantics  of probable worlds can be verbalised  not only through modal words and constructions.Words, marked with special  meanings,  can be found  in artistic texts.Theese words enable us to choose one meaning from a range of variety.
        The nanosence-generating words can be referred to the number of those linguistic means that verge with probable worlds. The researches in nanoscale components of the sense analyze the verbalization ways of possible words.Nanoscale analysis of the word can fullfill  linguistic analysis of    words  that mark the borders of probable worlds.

  В каталог