Ж. Вардзелашвили                                                                                                                 В каталог      

Экзистенциональная природа словесного знака

(Опубликовано:  Русский язык в Европе: методика, опыт преподавания, перспективы. Международная конференция МАПРЯЛ "Преподавание русского языка в новых европейских условиях XXI века", Верона (Италия). Сборник. Изд.Веронского ун-та, 2005, с. 96-99)

 Никто не должен бояться,
что наблюдение над знаками уведет нас от вещей:
напротив, оно приводит нас к сущности вещей

Г.  Лейбниц

         Словесный знак имеет семантическое измерение, которое определяется правилами  его применения в той или иной языковой ситуации. Хотя сказанное не означает, что знак  всегда употребляется согласно этому правилу. Актуальные интерпретации языковых единиц обусловлены интенциями говорящих, они несут в себе связь с интенсионалом, но отражают не только понятийно освоенный мир, но и специфику  его отражения, как коллективную, так и личностную. Таким образом, в слове-знаке аккумулируются не только деннотативно-сигнификативные отношения, но и культурные, аксиологически осмысленные. Лингвистическая наука в последние десятилетия XX века развивается не только в логико-прагматическом русле, но и в направлении философского осмысления языковых процессов, анализа языка в контексте культуры, что значительно расширяет диапазон лингвистических исследований.

       Один из постулатов когнитивной лингвистики гласит: не только сознательное, но и бессознательное структурировано как язык. Оно, наряду с сознательным, реализуется в коннотациях, ассоциациях, образах,  возникающих в сознании коммуникантов при вербализации слов-знаков, поднимая последние до уровня слов-символов, слов-образов. Этот новый уровень отличается развитием в слове способности лсоотносить и объединять между собой не только элементы сознания, но и элементы лбессловесного╗ /.../, уводя лот конкретных референтов в ментальный мир с его образно-понятийными трансформациями╗ (1, с. 467).

        Согласно утверждению М. Хайдеггера, лязык Ц это исходное измерение, внутри которого человеческое существо вообще впервые только и оказывается в состоянии отозваться на бытие и его зов и через эту отзывчивость принадлежать бытию. Эта исходная отзывчивость, в истинном смысле достигнутая, есть мысль╗ (2, с. 140). Мысль, реализующаяся через слово, проходит в сознании индивида через ментальную процедуру обобщения, а всякое лобобщение, всякое образование понятия есть самый специфический, самый подлинный, самый несомненный акт мысли... /.../ Мысль не выражается в слове, но совершается в слове╗ (3, с. 281-289). Человек понимает не то, что позволяет ему язык, он вербализует то, что в данной речевой ситуации субъективно актуально для него. В слове заключен акт когниции, оно аккумулирует результат познания и систематизации реалий окружающего мира. Слово-знак конституируется процессом познания, но даже лстрогое словоупотребление допускает свободу означения и проникновение индивидуальных смыслов╗ (1, с. 523).

         Мысль, лсхваченная╗ знаком, материализуется в слове, разворачиваясь в коммуникационных потоках. Без названия, без слова, ментальный мир конструирует картину, образ, фрейм:

лВ уме своем я создал мир иной

И образов иных существованье;

Я цепью их связал между собой,

Я дал им вид, но не дал им названья...╗

                                           (М. Лермонтов).

Этот иной, не названный мир, может материализоваться через другие факты культуры, но не язык.

 Основная реализация сущностей ментального мира осуществляется в мире материальном через слово, являющееся посредником, трансфером между миром внутренним и внешним. Как двустороннее единство, слово является  узлом, в котором связывается идеальное и материальное. Это движение носит взаимно направленный характер: от мысли к слову и от слова Ц к мысли; это лперетекание╗ идеи в материю и материи снова, к идее (понятию, концепту). Вся потенциально заложенная в слове энергия, его назначение и возможности реализуются в дискурсе, речевом акте, предикационной цепи. Так слово-знак  проявляет присущую ему двойственную психическую сущность. Оно одновременно знак двух измерений: языка и речи, понимаемой, в том числе. и как индивидуальный лпуть к языку╗, как лсобытие встречи╗ индивида с другими, другим, своим ля╗ и своим бессознательным (концепции А. А. Потебни, М. М. Бахтина, Л. С. Выготского, А. Р. Лурии). Степень разведения этих измерений то сближается, то расходится, высвечивая оппозиции, заложенные в их изначально разных сущностях, что зависит от подходов и приоритетов исследований, но всегда возвращается к единству речи и языка, ежеминутно реализующемуся в их жизненном единстве как каждого индивида, так и человеческого сообщества в целом.

 Сущность речевого события Ц высказывание. Именно в речи происходит то, что М. Мамардашвили охарактеризовал как выворачивание внутреннего и овнутрение внешнего; это лобласть сращений человека с отношением к самому себе╗ (4, с. 47), где осуществляется личностно опосредованное видение мира. лЯзык, превращенный в речь, определяет исключительно важное для индивида субъективное проникновение во всеобщее поле сознания и мысли, из которого он, продуктивно сознающий и мыслящий, возвращается к себе и своей жизни╗ (1, с. 448).

 Если рассматривать реализацию когнитивности в предикационной цепи, то регулятивная функция языка не только не вступает в противоречие с когнитивной, но оказывается в тесной связи с ней Ц в процессе предикации сознание реципиента / адресата в результате лсложения╗ и лразложения╗ образов формирует визуальный образ ситуации, актуальный для дальнейшей коммуникации. Переосмыслению подвергается и понятие, закрепленное в сознании языковой личности за данным знаком. В результате предикации возникает цепь, являющаяся суммой: (понятие  + контекстуально актуальное, личностно осмысленное понятие) + (образ + индивидуальный образ объективного). Представим ее формулой:

 [(а + а1) => А] + [(b + b1 + b2...) =>B],

где a Ц понятие, а1 Ц личностно осмысленное понятие, А Ц новое понятие, b Ц образ, b1, b2... и т. д.  Ц субъективные образы, проассоциированные в данном контексте, В Ц новый образ.

 Представленный ряд демонстрирует механизм акта когниции, реализующийся в коммуникации. Этот же механизм осуществляется на более высоких уровнях, когда в когнитивном контексте (дискурсе) задействованы слова, заряженные особым смысловым и образным потенциалом, соединения которых не привычны в естественном категориальном пространстве:

лМожет быть, это точка безумия,

Может быть, это совесть твоя Ц

Узел жизни, в котором мы узнаны

И развязаны для бытия╗

                            (О. Мандельштам).                                          

         Однако в элементах а1 (личностно осмысленное понятие), А (новое понятие), b1, b2, b3 (субъективные образы), В (новый образ) происходит удвоение составляющих. Автор энигмы (метафоры, символа) стремится через переосмысленное слово достичь точки наивысшего эмоционального напряжения. Такие слова высвечивают в референте / референтах энигматичные зоны, загадки, парадоксы, стимулируя эмоциональные всплески. Возможность их декодирования предопределена  синтезом операций, по  которым они выстраиваются: в них задействовано не только воображение, но  и законы логики. Согласно данным современной психологии, мышление характеризуется единством осознанного и неосознанного Ц левополушарных понятий и правополушарных образов, и это единство непрерывно и дискретно. лВ реальном полиориентированном вербальном процессе различные речевые зоны коры становятся избирательно активны, взаимодействуют и пораждают подвижные паттерны нейронной активности или лнервные модели╗ слов, словесных связей, форм и действий. В репродуктивной и продуктивной речевой деятельности паттерны непрерывно меняют контуры и составляют своего рода лмозаики╗ или речевую игру на уровне мозга╗ (5, 241).

Художественный дискурс, тяготеющий к символическому и образному, реализуется в словах-знаках, используя словесные знания в виде определений, суждений, умозаключений, но одновременно лобостряет╗ их способность выражать  символическое и образное как результат интеллектуального поиска, как интеграцию в одном понятии концептуального содержания гораздо большего объема, чем стоящий за поверхностной идеей смысл, иногда даже парадоксально соотносящийся с первичной идеей.  Так адресат становится активным участником игры-загадки, и личностно осмысленные понятия, субъективные образы адресанта и адресата становятся одинаково важными для того чтобы слово-открытие состоялось.

 Уникальность слова как феномена состоит в его способности являться одновременно единицей всеобщей для данного лингвистического сообщества и уникальной для конкретной языковой личности. В силу первого фактора оно является единицей общения, а в силу второго  Ц   предоставляет индивиду возможность интерпретировать мир. В совокупности же, как они одновременно даны в слове, эти факторы определяют экзистенциональность слова. Экзистенция является процессом существования во времени, в данном, действительном мире. Слово существует в каждом отдельном ля╗, члене языкового сообщества, существует и развивается вместе с ним: расширяет понятийное поле, обрастает коннотациями. Оно аккумулирует данные о мире и его реалиях, в том числе, и через личный опыт отдельного индивида. Конденсируя личностные когниции, слово фиксирует факт существования индивида: лcogito ergo sum╗.

Экзистенциональный подход к проблеме лингвистической и когнитивной восходит к декартовской луниверсальной конкретности╗. Это лнекая точка, непосредственно Ц поверх и поперек линейно протянутого мира Ц замкнутая на индивида, личная его повязка на Бога, испытываемого и переживаемого через что-то, что есть одновременно в самом человеке, в каком-то его лвнутреннем слове╗, лвнутреннем образе╗, лвнутреннем акте╗ (6, с. 29). Экзистенциональность слова как единицы языка рядоположена его когнитивности и регулятивности. Сферой реализации экзистенциональной природы словесного знака является художественный дискурс, в большей степени из всех разновидностей дискурса открытый для экзистенции, если экзистенция Ц не существование вообще, но существование через мысль.

         Использованная литература:

1.     Старовойтенко Е. Б. Современная психология. М., 2001.

2.     Хайдеггер М. Время и бытие / Статьи и выступления. М., 1993.

3.     Выготский Л. С. Мышление и речь. М., 2001.

4.     Мамардашвили М. К. Психологическая топология пути: М. Пруст лВ        поисках утраченного времени╗ СПб., 1997.

5.     Психологические и психо-физиологические исследования речи / Под ред.      Т. Н. Ушаковой. М., 1985.

            6.     Мамардашвили М. К. Картезианские размышления. М., 1993.

      В каталог