Ж. Вардзелашвили
Н. Певная
Параметры текстуального наполнения концептуальной области Кремль
Данная статья посвящена анализу текстуального наполнения концептуальной области Кремль. Концептуальная область – это содержательное наполнение реконструируемой абстрактной структуры, которая имеет отношение к концептуальному полю национального сознания. Лексема «кремль» при таком подходе понимается как номинатор концепта культуры, который соотносится в сознании носителей языка с триадой «образ – понятие – символ». Кремль для русского языкового сознания является одной из важнейших этнокатегорий, что подтверждается и данными Русского ассоциативного словаря[1]. Способы и средства языковой реализации концепта Кремль в русском языке анализируются на материале текстов художественной литературы[2]. В процессе поиска контекстов опредмечивания лексемы «кремль» были использованы материалы Национального корпуса русского языка[3] и ФЭБ[4] .
В задачи
текстового анализа в предложенной методике входит выявление тех кодов, которые
задействованы в процессе смыслообразования концептуального пространства
отдельных текстов и которые через индивидуальное, авторское мировидение и
миропонимание оказывают влияние на развитие концептуализированной зоны
этнокатегории
Кремль. С этой целью в фрагментах
художественного дискурса выявляются текстовые означающие концепта, которые
сопоставляются с лексикографическими данными и экстралингвистической
информацией. Указанные процедуры позволяют реконструировать
обобщенное содержание концептуального множества и
представить условную когнитивную модель концепта как
контекстуально обусловленную
категориальную единицу.
Известно, что кремль определял структуру и планировку древнерусского города. Впервые упоминается в летописи под 1331 («кремник»), до XIV в. упоминается как «детинец», «кром». Этимологическая справка дает следующее описание анализируемого слова: «кремль: «крепость внутри города», др.-русск. кремль, также крем(ъ)ник. Сюда же: кремъ м. «часть засеки, где растет лучший строевой лес», кремлёвый «крепкий, прочный» (о строительном лесе)» [5]. В «Кратком этимологическом словаре русского языка»[6] указывается время фиксации слова – XV в., его исконно русское происхождение от кремъ при помощи суффикса -j-. Авторами высказывается мнение, что, по всей видимости, слово этимологически восходит к крома – «кромка, край, граница», где первичное значение кремль – «огороженное место». В. Даль определяет лексему следующим образом: «кремль м. кремъ, кремникъ стар. и кромъ (от кромить, кромленое место), детинец, внутренняя крепостца, крепость внутри города; стена с бойницами, воротами, башнями, ограждающая важнейшую часть города, дворец, казну» [7]. Характеризуя структуру планировки русского города, В.О. Ключевский отмечает: «Древнерусский город состоял из трех экономических и административных частей: из кремля, где обитали власти, церковные и мирские; из посада, где обитали торгово-промышленные люди; из слобод [ …], основой экономического быта каждой служило одно ... занятие, соединенное или нет с хлебопашеством»[8]. Со временем понятие, закрепленное за словом «кремль», в сознании носителей языка «сжимается» до конкретного: «Кремль – В старых русских городах – внутренняя городская крепость»[9].
На то, что для русской культуры понятие «кремль» является одной из важнейших этнокатегорий указывает непрекращающийся динамический процесс внутри его концептуального поля. Так, в СТСРЯ под редакцией С.А. Кузнецова фиксируется: «Кремль 1. Внутренняя городская крепость в старинных русских городах. 2. [с прописной буквы]. Место размещения аппарата президента на территории Московского Кремля. // О власти центрального правительства»[10]. Как следует из словарной статьи, лексема приобрела ЛСВ2 и дополнительный оттенок значения (ср. с данными Словаря под ред. Д. Н. Ушакова). В Толковом словаре русского языка Дмитриева (2003) фиксируется: «1. Кремль – это внутренняя городская крепость в старинных русских городах. 2. Кремлём называют место размещения аппарата президента России на территории Московского Кремля. Встреча в Кремле. | Руководить из Кремля.3. Кремлём называют членов российского правительства, президентской администрации. Кремль затевает грандиозный проект создания двух системных партий. | Весь губернаторский корпус обеспокоен планами Кремля создать механизм увольнения губернаторов указами президента.»[11]. Еще более показательной в этом плане можно считать дефиницию из толково-словообразовательного словаря русского языка Т. В. Ефремовой (признается самым полным по объему словника среди существующих толковых словарей): «Кремль. м. 1. Московский Кремль как место пребывания главы государства и размещения аппарата президента. 2. Употребляется как символ высших органов власти Российской Федерации.»[12].
Таким образом, в процессе освоения понятия можно проследить, как все более отдаляясь от референта «крепость внутри города», «кремль» превращается в номинацию «места пребывания главы государства», а вслед за этим, на основании действия метафорической трансформации, начинает употребляться в узусе «как символ высших органов власти Российской Федерации». Расширение семантики лексемы «кремль» связано с определенными историко-политическими событиями. Вместе с тем, смыслы, которые исторически принимали участие в концептуализации понятия, продолжают влиять на развитие концептуального пространства слова в сознании современных носителей языка. Влияние субъективных образов объективной реальности «входит, следовательно, в класс идеального, которое, не переставая быть образом реальности, опредмечивается в знаковых формах, не запечатлеваясь полностью ни в одной из них»[13].
По нашим данным, в современном русском языковом сознании можно выявить следующие эксплицитные коннотации лексемы «кремль»: власть, правительство, государство и вывести концептуальное наполнение лексемы:
Являясь этнокатегорией для русской культуры, концепт Кремль связан и с определенными аксиологическими установками.
Какова природа корреляции ассоциаций, связанных с языковой онтологизацией понятия Кремль? В процессе изучения текстового пространства нарратив рассматривается не только как объект, продуцирующий возникновение концептуальных значений, но и как сложная семиотическая система, связанная с другими текстами (интертекстуальность), историей, социально-общественными институциями.
Для реконструкции наиболее адекватной модели концептуальной области Кремль обратимся к дискурсивному пространству нарратива, в пределах семантического объема которого опредмечивается концепт и выявляется динамика распределения смыслов данной контекстуальной единицы. Источниками фактического материала исследования являются фрагменты текстов русской художественной литературы. Нумерация фрагментов дискурса служит для подсчета количества концептуализированных смысловых областей, которые были установлены в ходе анализа.
В идиостиле Э. Лимонова выявлено: «1. Символ
Парижа
―
Эйфелева башня, символ Москвы
―
Кремль
…
[Эдуард Лимонов. Книга
воды (2002)]».
В концептуальной области проявляется авторское наполнение концепта, что можно
проследить по следующей схеме: Кремль =
условный знак → обозначение →
Москва.
У П. Проскурина:
«2. Вот и Кремль сегодня проступает из
снежной бури, как фантастический корабль,
сильные огни фонарей на его стенах только усиливают сходство с фантастическим
кораблем, неизвестно из какой тьмы
вырвавшимся и неизвестно куда плывущим. [Петр Проскурин. Черные птицы
(1983)]». В
фигуре сравнения с предикатом «как» отношения подобия установлены между
репрезентантами отличных классов, связанных в сознании через сравнение:
«Кремль
как корабль». В процедуре сравнения
участвуют три компонента: Кремль – корабль – движение.
Выстраивается следующая логосхема:
Кремль =
крупное + морское + судно + неправдоподобный +
неизвестность + недоступно + сознание
В. Пелевин: «3. Все в его комнате было по-прежнему: на скатерти ― пятно от селедки; громоздился маленький бутылочный кремль у двери шкафа, и, изо всех сил стараясь казаться обнаженной, улыбалась фотографу голая баба у «Запорожца» на календаре. [Виктор Пелевин. День бульдозериста (1991)]. Авторское намерение воплощается через наращение смысла лексемы «кремль». Раздвоение значения слова на два ЛСВ, «из которых один как бы надстраивается над другим ... значит», что «здесь присутствует ... метаязыковый код»[14]. Именная группа является диффузным вариантом собственного наименования – топонима Кремль и представляет образец онтологической конструкции. Возникает вопрос существования данного объекта. В концепции автора онтология Кремля включает предикат «бутылочный». Анализ предиката позволяет выявить его имплицитные составляющие. В лексикографических источниках фиксируются следующие значения лексемы бутылочный: «1. к БУТЫЛКА», где производящее – это: «1. Стеклянный, пластмассовый и т. п. высокий сосуд с узким горлышком, используемый как тара для жидкостей. // чего. О количестве жидкости (от 0,33 до 1,0 литра). / Разг. О сосуде с водкой или вином. 2. Старинная русская мера жидкости, равная 0,6 литра (применялась до введения метрической системы)»[15]. В процедуре когнитивной интерпретации выбор наиболее подходящего решения определяется контекстом.
Пропозиция, приведенная в контексте, представляет прямую интерпретацию экстенсионала, которая обозначает конкретный объект – сосуд из стекла. В транскрипции В. Пелевина бутылка является копией Кремля, исполненной из стекла, и представляет собой материализованный символ государственности, высшей власти. В анализируемом контексте можно выявить не только внутритекстовые компоненты, ограниченные пределами текста, но и внетекстовые. Очевидно, что для носителей русской культуры – современников автора – не представляет особой сложности понимание контекстуального смысла «бутылочный кремль». Описание деталей обстановки комнаты героя (пятно, оставленное рыбой на столе, настенный календарь) являются маркерами, которые указывают на «координаты» конвенционального кода: бутылочный кремль → форма бутылки для водки → кремлевские башни (сходство по форме). Для подтверждения выбранного направления интерпретации привлечем еще один отрывок из повести В. Пелевина. «То же относилось и к комнате. Вот, например, этот календарь с «Запорожцем» – Иван совершенно не мог представить себе состояния, в котором могло появиться желание повесить этот глянцевый лист на стену. А он висел. Точно так же непонятно было происхождение большого количества пустых, зеленого стекла, бутылок, стоявших на полу перед шкафом – то есть ясно, сам Иван с Валеркой их и выпили, да еще не все здесь остались – много повылетало в окно». Между именными группами «бутылочный кремль» и «пустые, зеленого стекла бутылки» можно вывести отношение равнозначности по общему признаку. Проявляющиеся в процессе интерпретации интра- и экстратекстовые связи выносят семантическое наполнение за внутренние границы текста повести в интертекст: бутылочный кремль≠ символ государства→сосуд из стекла→ емкость+жидкость. Продолжая интерпретацию, можно вывести оппозицию: профанное – теургическое. Эта концептуальная схема представляет «изнанку» субъекта, мены его признаков и формирует «антикремль». Эманация элементов «святыня» → «бутылка» в тексте В. Пелевина может рассматриваться как иллюстрация увеличивающейся абсурдности современной жизни, своеобразная точка бифуркации.
Фрагмент из романа
П. Д. Боборыкина «Василий
Теркин» можно рассматривать как антитезу пелевинского образа: «4.
Кремль оставил в них ощущение чего-то
крупного, такого, что
не нуждается ни в похвалах, ни в
обсуждении. [П. Д. Боборыкин. Василий Теркин (1892)]».
Данная
пропозиция
представляет прямую интерпретацию экстенсионала, которая обозначает конкретный
объект – архитектурное
сооружение – Кремль:
Кремль =
впечатление
+
большая сила + влияние
~ одобрение +
анализ.
В контекстах, которые даются под номерами 5, 6, 7, выявляется схожесть референта, но он имеет религиозную характеристику: корреляцию языковой структуры и структуры социальной. Анализ примеров демонстрирует и сакральный характер анализируемого объекта в русской культуре. В приведенных текстах встречается пресуппозиционная установка: Кремль ® священное место. Десекуляризация начинается с разделения сакрального и светского описания Кремля: проявляется святое, профанное, мирское наполнение лексемы расширяется, что превращает объект повседневной жизни Кремль в Сион, в святой Кремль, в парчовых одеяниях священнослужителей.
Фрагмент из текста И. И. Панаева: «5. Вот ее святой Кремль с золотыми, сердцеобразными куполами, с бесчисленными крестами, между которыми красуются старинные двуглавые орлы, почерневшие от времени; с пестрыми теремами и башнями; с Иваном Великим, который господствует надо всеми громадами зданий. [И. И. Панаев. Белая горячка (1840)]». Фрагмент из текста М. А. Волошина: «6. Кремль, овеянный сказочной славой, Встал в парче облачений и риз, Белокаменный и златоглавый Над скудою закуренных изб. [М. А. Волошин. Дикое поле: «Голубые просторы, туманы...» [Пути России] (1920.06.20)]». Фрагмент из текста В. А. Жуковского: «7. И ты, Царей минувших прах, Твой сон не возмутился, Когда в пожаре и громах Дух злобы разразился Над тихой сению твоей… О, наш Сион священный, О, Кремль, свидетель славных дней, Красуйся, обновленный! [В. А. Жуковский Певец в кремле: «Бегите в Кремль! На холме том...» (1816)]».
Сакральность в представленных отрывках реализуется посредством дискурсивных доминант Сион, святой Кремль, которые являются фокусами, формирующими активизированный фрагмент модели Кремля, а в пределе – мира. Эти доминанты модифицируют и генерируют дискурс определенной модальности, детерминируя направления смысловых векторов. Данная призма позволяет предположить, что дискурсивные доминанты организуют пространство Кремлевского нарратива, т. е. «форму дискурса, через которую мы реконструируем и репрезентируем прошлый опыт для себя и для других»[16].
Реконструкция концепта Кремль, проведенная на основе анализа лексикографических, экстралингвистических и конкретных эмпирических данных с применением методов когнитивной интерпретации и интроспекции, позволила выявить в его структуре следующие концептуализированные области:
Кремль
1
– архитектурное сооружение;
Кремль
2
– символ Москвы;
Кремль
3
– символ движения;
Кремль
4 – символ волшебства;
Кремль
5
– символ государственности;
Кремль
6
– символическая модель мира;
Кремль
7
– сосуд для жидкости;
Кремль
8
– святыня.
Резюмируя, можно сделать вывод: данный конструкт не копирует первичные составляющие концептуальных областей и не представляет собой совокупность их компонентов. Он характеризуется свойственным только ему новым значением, на «генетическом» уровне проявляет черты «семейного сходства» и при этом формирует собственную природу. Подобное концептуальное интегрирование представляет определенную когнитивную операцию, позволяющую анализировать процесс корреляции языка и познания, который задается параметрами «образ – понятие – символ». Этот ракурс исследования позволяет описать явления, которые задействованы в процессе текстуального наполнения, продуцирования и экспликации образных форм и символов отдельной культуры.
J. Vardzelashvili, N. Pevnaya
Textual
Contens Paremeters of the Kremlin conceptual area
This article analyzes the textual content of the conceptual area of the
Kremlin in artistic discourse. Conceptual area is a substantive content of a
reconstructed abstract structure . which is related to the conceptual field of
national consciousness. It has been established that given construct is neither
copying the primary components of the conceptual areas, nor is a unity of
their components. The construct is characterized by a new, unique meaning. The
construct shows "genetic" level features of "family resemblance"
, while simultaniously forming its own nature.
J. varZelaSvili, n. pevnaia
konceptualuri velis ,,kremli” teqstualuri Sevsebis
parametrebi
statiaSi mxatvruli diskursis masalaze
moyvanilia konceptualuri velis ,,kremli” teqstualuri Sevsebis analizi.
konceptualuri veli abstraqtuli struqturis iseTi Sinaarsobrivi Sevsebaa, romelic
erovnul cnobirebasTan aris dakavSirebuli.
dadgenilia,
rom azrovnebis es konstruqti ar axdens konceptualuri velis pirvelad
komponentebis kopirebas da arc warmoadgens am komponentebis erTianobas.
rekonsrtuirebuli konstruqti xasiaTdeba axali mniSvnelobiT. e.w. genetikur doneze,
konstruqti amJRavnebs ,,ojaxuri msgavsobis” niSnebs da amave dros formirebs
gansxvavebuli bunebis konceptualur vels.
[1] электронный ресурс; режим доступа: http://www.tesaurus.ru/dict/dict.php
[2] на материале произведений русской прозы и поэзии 19-21 вв.
[3] электронный ресурс; режим доступа: http://www.ruscorpora.ru/search-main.html)
[4] электронный ресурс; режим доступа: http://feb-web.ru
[5] Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1967.
[6]
Шанский
Н. М., Иванов В. В. Шанская Т. В. Краткий этимологический словарь
русского языка. М. 1975.
[7]
Даль В. Толковый словарь
живого великорусского языка. М., 1955.
[8] Ключевский В. О. Соч. в 9 т. Т. VI. Терминология русской истории. М., 1989: 201.
[9]
Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. М., 1935.
[10] Кузнецов С.А. Современный толковый словарь русского языка. СПб., М.2002.
[11]
Дмитриев Д. В. Толковый словарь русского языка. М., 2003.
[12]
Толковый словарь Т. Ф Ефремовой:
электронный ресурс; режим доступа:
http://www.classes.ru/all-russian/russian-dictionary-Efremova-term-11594.htm
[13]
Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека / В.И.Постовалова
// Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М., 1988:21.
[14] Барт Р. Избранные работы. М., 1989:432
[15] Кузнецов С.А. Современный толковый словарь русского языка. СПб., М.2002.
[16]
Schiffrin
D.
In
Other
Words:
Variation
in reference and narrative.