Концепт как языковой маркер гипертекстуальности (на материале концептосферы «сахар-сахарный»)

Концепт как языковой маркер гипертекстуальности (на материале концептосферы «сахар-сахарный»)

(Опубликовано: Сборник материалов Всероссийской заочной научно-практической конференции с международным участием «Гипертекст как объект лингвистического исследования». Самара, 2010.)

Известно, что определение текста и его границ все еще остается предметом филологической полемики. Очевидно, это связано с онтологическим статусом самого объекта и сложностью четкого определения критериев, необходимых для выделения и анализа данной категории.

С позиций когнитивизма даже отдельно взятое слово может быть прочитано как текст, т. е. как некая иерархическая система значений, образов, символов с открытыми границами для дальнейшей генерации смыслов и интерпретации значений. В современной лингвистике признается, что «с описательной точки зрения даже отдельно взятое слово является не элементарным атомом, а целым космосом, требующим своего поэлементного анализа» [Кибрик, 2003: 103].

При таком подходе слово получает статус концепта. Концепт – это дискретная единица, существующая как словесный знак в системе естественного языка и как гештальт структурированного знания и опыта в ментальном лексиконе языковой личности. Концепт понимается как иерархически организованное лингвоментальное множество, как хранилище значений и созначений, ассоциаций, образов, общих для всего языкового сообщества, но и индивидуально маркированных. Данная система формируется вокруг прототипического элемента, который, с одной стороны, задает векторы возможных семантических трансформаций, а с другой – удерживает систему в рамках философской категории логики здравого смысла.

Являясь единицей когнитивного уровня, концепт объективирует лишь часть своего смыслопотенциала в конкретном слове. Объем концепта задается тремя векторами: семантикой, синтактикой, прагматикой и отражает культурное пространство категоризованного мира в сознании человека.

Существенно, что концепт – это не слово-примитив, а отмеченное культурной памятью понятие, которое формирует ориентиры бытия человека-говорящего.

Если текст понимать как информационно самодостаточную организацию, действующую в отрезке «адресант – адресат», как итог речемыслительной деятельности, то, полагаем, концепт может быть понят как некий абстрактный «мини-текст». При этом, существенно, что этот условный «мини-текст» будет сохранять все прототипические свойства текста как категории: информативность, прагматичность, интенциональность и т. д. Как и текст, данная система должна быть охарактеризована открытостью к наращению смыслов и интерпретаций. С позиций данной работы нас интересует, может ли слово-концепт продуцировать гипертекстульное пространство?

Гипертекст – это, прежде всего, эффект игры, нелинейное перемещение мысли внутри текста. Как вспоминает А. Генис, Милорад Павич пожаловался однажды: «Есть мириады способов прочесть мой роман «Хазарский словарь», но ими никто не пользуется» [Генис, 2009: 592]. И в этой связи приведем, как представляется, принципиальную для анализа гипертекста мысль Умберто Эко: «Текст, физически конечный и предельный, может интерпретироваться бесконечными способами, или, скажем, очень многими способами, но – не любыми способами» [Эко, 2010]. Интерпретация лингвистической единицы может совершаться ad infinitum, до бесконечности. При этом движение мысли будет спиралеобразным, но не линейным. Эко говорит о том, что любая лингвистическая система – это сумма возможностей, содержащихся в данном естественном языке: «...несомненно, все возможные книги вытягиваются из хорошего словаря и из хорошей грамматики. Однако тексты – это не энциклопедические и не лингвистические системы» [там же].

Выдвигая предположение о том, что концепт может быть прочитан как текст, мы отталкиваемся от положения когнитивной лингвистики, что концепт – это «сгусток культуры» в языке. Следовательно, он содержит в себе лингвистическое и экстралингвистическое начала, включая элементы бессознательного. Поэтому, как и всякий текст, концепт, взятый как «мини-текст», будет представлять собой закрытый универсум. Как текст он пределен и конечен и так же, как и текст, имеет «мириады» способов прочтения.

Как отмечает Е. С. Кубрякова, «текст существует как источник излучения, как источник возбуждения в нашем сознании многочисленных ассоциаций и когнитивных структур (от простых фреймов до гораздо более сложных ментальных пространств и возможных миров)» [Кубрякова, 2002: 80]. Лингво-когнитивный анализ концептов демонстрирует данное свойство и у «мини-текстов».

Для иллюстрации сказанного обратимся к «мини-тексту»-концепту, объективирующему в русском языке концептосферу «сахар/сахарный». Оговорим, что обращение к «обыденному» концепту не случайно. Лексика, объективирующая понятия из сферы метафизического, сакрального, изначально открыта к «многочтению». Нас же интересовало, насколько смысл обыденного (обиходного) понятия способен к семантическому «растяжению»? Выходит ли его анализ из границ, заданных прозрачной связью с референтом, в широкий, разнородный контекст? Способен ли образ из категории «обыденное», который имеет прямую связь с референтом, генерировать семантические преобразования, выстраивая, в том числе гипертекстуальные связи в канве художественного текста[1]?

Обращение к контекстуальному воплощению концепта продиктовано тем, что релевантный показатель в тексте позволяет обнаружить не только зафиксированные в словарях варианты, но и концептуальные, а в пределе – гипертекстульную сеть, которая разрывает линейную природу текста. По мнению Дж. Лайонза, значение слова наиболее полно проявляется в контексте, в котором оно находится [Лайонз, 1978: 434]. Как утверждает Ж. Женнет, межтекстовые контакты стимулируют «парадигматическое чтение» [Женнет, 1998: 381], при этом динамика текста задается двумя векторами: вертикальным и горизонтальным. Изложение особенностей значения лексемы в контексте купирует, а в некоторых случаях модифицирует описание в языке, так как нерелевантные контекстуальные признаки либо опускаются из описания, либо привносятся в него.

Известно, что каркасом моделирования концепта являются данные лексикографических источников. Словарные дефиниции, разложенные на компонентном уровне, позволяют выявить элементы, составляющие базовый уровень концепта. Проследим за диапазоном флуктуации константных элементов анализируемого концепта в ткани художественного текста.

Служанка быстро наполнила стоящую на резном столике рюмку из хрустального графина, поднесла на золотом блюде с уже нарезанным и посыпанным сахарной пудрой ананасом. Государыня выпила залпом, сунула в рот кусочек ананаса и зажевала полными губами (В. Сорокин).

В доме стало совсем плохо. Всем плохо. Только маленький наш приемыш чувствует себя отлично. Посыпает сахарным песком белый хлеб с маслом (Л. Улицкая).

2. Что-то, содержащее сахар; что-то состоящее из сахара:

Стали арбуз есть, но что-то не елось, хотя был он сахарный (В. Ерофеев).

... он к ним прибежал: дети! дети! мать Вас обманывает – не ешьте черносливу; поезжайте с нею. Там будет Пушкин – он весь сахарный... (А.С. Пушкин)

Слезы восторга брызжут из глаз Марфуши. Всхлипывая, прижав коробочку к шубке своей цигейковой, движется она с толпой к Васильевскому спуску мимо храма Василия Блаженного. И как только посвободнее в толпе становится, нетерпеливо раскрывает коробочку блестящую. А в коробочке той — сахарный Кремль! Точное подобие Кремля белокаменного! С башнями, с соборами, с колокольней Ивана Великого! Прижимает Марфуша Кремль сахарный к губам, целует, лижет языком на ходу…(В. Сорокин).

Носов подошел к большой двери с надписью «БОЙ», приложил к ней ключ. Дверь отъехала в сторону. В помещении вспыхнул свет. Носов и Погосова вошли. Дверь за ними закрылась. Длинное помещение без окон было сплошь уставлено поддонами с битыми сахарными кремлями. (В. Сорокин)

Кожа тотчас разошлась и из неё брызнула кровь в разные стороны. Борменталь набросился хищно, стал комьями марли давить Шарикову рану, затем маленькими, как бы сахарными щипчиками зажал её края и она высохла (М. А. Булгаков).

6. Что-то, доставляющее удовольствие, наслаждение:

Как наслаждалась она в свое время несметными бутербродами с маслом и сахарным песком, зубной щеткой и ночной рубашкой, так и теперь она радовалась, что мальчики им покупают билеты, ведут в буфет и угощают лимонадом и пирожным... (Л. Улицкая).

7. Нечто фальшивое, неестественное, вычурное:

Следующая передача была прямо сахарной. Вопросы звучали такие, что даже не слишком образованный Кирюшка радостно ответил на все. Ведущая держалась очень мило, весьма симпатизируя женщине лет шестидесяти, которую уже с самой первой минуты шоу явно предназначила в победительницы (Д. Донцова).

Впрочем я здоров, только пить ни есть не хочется, и сахарные яства на ум нейдут (А.С.Пушкин).

9. Некто приносящий радость, дорогой, любимый:

Но еще молодой, глуповатый, а у глуповатых людей часто глаза лучатся, и от его ясных глаз у меня внутренности стонут: сладенький ты мой... маленький... сахарный... (В. Ерофеев).

– Чем занимаешься? – Обедаю. / – Гулять не ходи, на улице дождь накрапывает./ – Я не сахарная. / – Ну, пожалуйста, посиди в квартире. / – Я хотела к Ларисе сбегать, – уперлась девочка (Д. Донцова).

11. Некто приятный, приносящий чувственное удовольствие, положительные эмоции:

– О боже, – вздохнул Макс, – где были мои мозги ...? (...) вокруг столько сахарных пончиков, что меня потянуло на потасканную швабру? Дурак ты, Максик, ой какой дурак! (Д. Донцова)

Пришлось в больницу лечь. Когда гипс сняли, Сонька заботливой прикинулась, прямо сахарным пряником, засюсюкала так: «Мамочка! Дорогая! Тебе надо восстановиться, пожить на воздухе! Вот путевочка!» Я-то! Наивная! Решила, дочери стыдно стало (Д. Донцова).

Приведенные здесь примеры позволяют проследить: а) семантические трансформации базового уровня концепта; б) определить денотативную область и направленность векторов дискурсивной актуализации лексической единицы сахарный. Когнитивное поле анализируемого концепта может быть представлено следующим образом: неестественность/лакомство ← сладость ←предмет ← vs → человек → любовь → хрупкость/лицемерие. Каждый из перечисленных узлов значения в конкретном контексте может стать для отдельной языковой личности толчком-импульсом для выхода в гипертекст.

Дистрибуция контекстов актуализации языковой единицы сахарный выявила уподобление значимых характеристик предмета по признаку «сладкий», когда говорится, что объект проявляет себя приятным/неприятным, доставляющим довольство, положительные эмоции и/или недовольство, отрицательные эмоции. Анализ лексемы в рамках дискурса отражает совокупность возможных реализаций в различных референциальных положениях.

Основываясь на лексикографической, идеолектной и энциклопедической экспликации лексемы сахарный, предлагаем следующее описание гипертекстуального воплощения данного «мини-текста»:

- люди знают, что некоторые продукты делают из сахара;

- люди знают, что из сахара можно изготовить кондитерское/знаковое изделие;

- некоторые люди считают, что сахар доставляет вкусовое наслаждение;

- некоторые люди называют вкусную еду сладкой;

- некоторые люди называют тех, кого любят сахарными;

- некоторые люди называют тех, кто физически привлекателен, сахарными;

- люди называют тех, кто физически слаб, сахарными;

- люди называют сахарным, что-то ложное, не такое, какое должно быть на самом деле;

- люди называют сахарным, кого-то лицемерного, неискреннего.

Известно, что концепт номинируется словом, хотя слово через свое значение представляет в языке лишь часть концепта. Через него происходит «материализация» идеи, понятия, образов, культурных «сгустков» нашего сознания. Схематически эту зависимость можно представить следующим рядом: лексема аЛСВ а семема а семы + образный ряд (ряды), порождаемый в процессе речевой деятельности и актуализирующий ассоциативные связи и культурные логосхемы. Именно на этом уровне концепт моделирует гиперсмысл и, как следствие – гипертекст. Этот процесс смысловых преобразований скрыт во внутренней стороне текста – когнитивно-креативном пространстве, где слова-концепты «разыгрываются» по иным канонам.

Основываясь на методологии когнитивных исследований, мы понимаем концепт как систему, наделенную информативной, коммуникативной, когнитивной и креативной функциями. В семантическом пространстве художественного текста «слово-концепт расширяет свою способность замещать одно психическое содержание другим, высвечивать и уточнять (укрупнять) новые ракурсы основного референта. В этом процессе смешиваются эксплицитная и имплицитная энергии, движущие значения и элементы смысла внутри системы» [Вардзелашвили, 2007: 56]. Концептуальная система в совокупности ментального и лингвистического может быть отнесена к категориям, которые М. К. Мамардашвили относил к феноменам сознания [1994: 34]. Язык описания феномена сознания «свернут» в концепте, он задается эмпирическим фактом осознания явления, сжатого в «капсулу мысли». В статьях «Наносмыслы лексических структур» [Вардзелашвили, 2003] и «Наносемы как латеральный компонент значения слова» [Вардзелашвили, 2007] было выдвинуто допущение о существовании т. н. наносем или наносмыслов – мельчайших элементов человеческой мысли. Наносемы заряжены энергией, способной при данном соположении в линейном тексте, «вытолкнуть» образующийся смысл из глубинных пластов нашего подсознания и архепамяти. «Эти мельчайшие смыслы-атомы находятся в постоянной диффузии и обладают способностью к сцеплению с другими, масштабно себе подобными микроэлементами смысла, завязываясь в интерпретативные узлы, что ведет к трансформации в смысловой структуре» системы [Вардзелашвили, 2007: 59]. Анализ на наномасштабном уровне, основывающийся преимущественно на интуиции исследователя и субъективных интертекстуальных аллюзиях, по сути является верификатором ассоциативного прочтения ненаписанного. Задавая вектор интерпретации, наносмыслы могут влиять и на «текстуальное время». Обратимся в этой связи к рассуждениям У. Эко: «В художественном произведении время существует в трех формах: фабульное время, время дискурса и время чтения» [Эко, 2002: 99]. Время фабулы – это столько, сколько необходимо для ее развязки. «Дискурсивное время – более сложная категория: на чем основываться – на длине текста или на том, сколько требуется времени, чтобы его прочесть? /.../ время дискурса есть результат совокупности приемов, которые обуславливают читательскую реакцию, равно как и время чтения» [там же: 99-106]. Отсылая читателя к интертекстуальной памяти, наносмыслы растягивают чтение, превращая его в декодирование через поиск ключей-отмычек. Как представляется, интерпретация начинается там, где завязываются интерпретативные узлы концептов, движимые энергией наносем. Наносемы структурируют поток, основанный на латеральном начале нашего мышления, интуитивной, ассоциативной, образной перегруппировке компонентов сознательного и бессознательного.

Концепт можно рассматривать в качестве языкового маркера гипертекстуальности. Его материальная ипостась – это отдельная лексическая единица, а ментальная – диапазон ее интерпретаций, свернутый в концепте. В шифровке значения, свернутого как в самом художественном тексте, так и в концепте – мини-тексте, участвует не только языковая система, но и внешние по отношению к языку системы: социальные установки, культурно-исторический контекст, фоновые знания. Для декодирования текста «читателям надо очень и очень многое знать о настоящем мире, чтобы использовать его в качестве адекватного фона для мира вымышленного» [Эко, 2002: 157].

Рассуждая об открытости процесса означивания, Р. Барт настаивал на читательской готовности «помыслить, вообразить, пережить множественность прочтения текста» [Барт, 1989: 425-426]. Именно в этой связи следует говорить о гипертекстуальности любого текста, в том числе, отдельного концепта, прочитанного в исследовательских целях как текст.

1. Александрова, З.Е. Словарь синонимов русского языка. Москва, 1969.

2. Большой Толковый словарь современного русского языка под редакцией С.А.Кузнецова. Санкт-Петербург, 2002.

3. Толковый словарь современного русского языка под редакцией Д.Н.Ушакова. Москва, 1940.

4. Словарь языка Пушкина. В 4 томах. Москва, 2000.

5. Барт, Р. Избранные работы // Семиотика. Поэтика. Москва, 1989.

6. Вардзелашвили, Ж.А. Наносмыслы лексических структур // Русское слово в мировой культуре. Санкт-Петербург, 2003.

7. Вардзелашвили, Ж.А. Наносемы как латеральный компонент значения слова // Acta Linguistica. Vol. 1 (2007), 1

10. Кибрик, А.Е. Константы и переменные языка. Санкт-Петербург, 2003.

11. Кубрякова, Е.С. О тексте и критериях его определения // Текст. Структура и семантика. Т. 1. Москва, 2001.

12. Лайонз, Дж. Введение в теоретическую лингвистику. Москва, 1978.

13. Мамардашвили, М.К. Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси, 1994.

14. Эко, У. От Интернета к Гуттенбергу: текст и гипертекcт. [Электронный ресурс] // Режим доступа http://www.pseudology.org/webmaster/UmbertoEco.htm, дата доступа – январь-февраль 2010.

15. Эко, У. Шесть прогулок в литературных лесах. Санкт-Петербург, 2002.

[1]На материале текстов из корпуса русской литературы XIX – XXI в. в.