Hosted by uCoz
Слова обыденной картины мира как факты языка

Ж. А. Вардзелашвили                                                                                                                                                           В каталог

 

Слова обыденной картины мира  как факты языка и события культуры

(Опубликовано Congreso International, Granada, 2011.)

 

В статье предлагается лингвокогнитивный анализ семантики одного из ключевых слов картины мира – обыденного понятия «вода» на материале данных  русского и грузинского языков. Понятие «вода» исследуется как концепт, который содержит элементы различий в культурной разработанности объекта, что обусловлено воздействием факторов, формирующих «символическую реальность», на фоне которой происходит фиксация разных планов бытия понятия в сознании человека.

The article introduces linguocognitive analysis of semantics of one of the key words of world picture – the ordinary notion «water» on the material of the Russian and Georgian languages.  The notion «water» is studied as a concept containing elements of distinction in the cultural development of the target. It is determined by the influence of the factors forming “symbolic reality” that fixes different projections of existence of the given notion in  human consciousness.

Ключевые слова: понимание,  вода, концепт, символическая реальность

Проблема понимания объемлет весь круг гуманитарных наук: философии, психологии, социологии и т. д., но более всего, это – проблема языковая. Язык – это воплощенное познание. В языке, так, как его понимает современная лингвистика, закодированы ключевые понятия культуры народа, который на нем мыслит и говорит. Язык преломляет в своих формах мир, дает названия вещам и событиям, но также и их оценку, не всегда лежащую на поверхности словарного значения. Семантика слова всегда вовлечена в культурный контекст, на фоне которого она формировалась; она одновременно может быть эксплицитной и имплицитной, выходя за пределы прямой связи с референтом в область символов и культурных констант. Зная значения слов другого языка, нам не всегда удается уловить их подлинный смысл. То есть – соединить словарную дефиницию и тот густой культурный контекст, которым обволакивается слово, становятся концептом иной картины мира. И если речь идет о проблеме понимания в широком философском смысле, то в путях ее разрешения должен присутствовать и герменевтический аспект. Заниматься философскими размышлениями, по мысли немецкого философа Хайдеггера, следует постоянно вслушиваясь в язык, в том числе, в слова, которые мы употребляем повседневно (1993).

Предметом анализа нами выбрано обыденное слово «вода», которое универсалией культуры пронизывает языковую картину мира любого народа. Ожидаемо, что универсальным должно быть и его культурное и символическое значение. Но приведем слова Блаженного Августина, который еще  в 1-й трети V века сформулировал принцип: в главном – единство, во второстепенном – свобода (отсюда – различие, многообразие)...

Целью данного лингвокультурологического анализа является поиск многообразия в общем. Эмпирической базой являются русский и грузинский языки. Методология исследования основана  на принятых в новейшей лингвистике подходах: синтезе лингвокультурологического и  лингвокогнитивного анализа[1]. В исследовательских целях слово «вода» представлено в качестве научной абстракции, концепта. Концепт понимается здесь как понятие, сформированное языком, осуществляемое в речи, но как единица гораздо более высокого порядка, чем номинатор значения, поскольку содержит в себе и коннотации, образы, оценки, элементы нелексикализованных смыслов, и,– все то, что делает отдельное понятие «сгустком» культуры в сознании человека.

Концепт «вода» относится к базовым концептам в картине мира каждого народа. Универсализм осмысления водной стихии связан, прежде всего, с самой природой этого объекта. Вода пронизывает любые эпохи, любые понятийные человеческие структуры: культурные, социальные, личностные. Она стоит у истоков мира, она – изначальная данность, поэтому вода – один из древнейших архетипов в сознании носителей любой культуры. Ее архаическое осмысление – сквозной образ, который «перетекает» во времени из культуры в культуру, осмысливаясь как в заданной системе координат, так и в новых образах, порожденных отдельной культурой и новой эпохой.

            С лингвистической точки зрения, концепт «вода» формируется из языковых репрезентаторов и сем, которые можно вычленить на уровне компонентного значения анализа слова-номинатора. В БТС-2000 русского языка лексема «вода» представлена пятью ЛСВ[2]: «1. Прозрачная бесцветная жидкость, образующая ручьи, реки, озера, моря и представляющая собой химическое соединение водорода с кислородом; 2. только мн. ч.: Минеральные источники, курорт с такими источниками; 3. Водное пространство, моря, реки и т. п., его пространство, уровень; 4. Чистота окраски, блеска, прозрачности драгоценного камня; 5. только мн. ч разг..: Жидкость, окружающая плод в течение беременности и предохраняющая его от толчков и давления благородного  источники». Основной набор сем может быть представлен следующим рядом: жидкость +  бесцветная + прозрачная + пространство + чистота. Сравним результаты анализа с данными Толкового словаря грузинского языка (1960). Компонентный анализ дает следующий ряд основных сем понятия в грузинском языке: жидкость + бесцветная + прозрачная + разновидность жидкости + гибкость, ловкость, притягательность[3].

Естественно, что в результатах сопоставительного компонентного анализа значения слова доминируют совпадения – общее, однако, как было заявлено выше, нас интересует поиск многообразия в общем. С этих позиций  существенным представляется следующее: 1. Грузинское языковое сознание не закрепляет в понятийном поле слова «вода» значение «пространство», но, как следует из иллюстративного материала словаря, передает этот смысл осложненной семой «разновидность жидкости»: вода реки, вода ручья и т. д. Очевидно, что указанное расхождение связано с тем, что водные пространства в России имеют качественно иной масштаб в сравнении с Грузией. Поэтому сема «пространство» отсутствует в семантическом поле грузинской лексемы. 2. В грузинском языковом сознании в качестве устойчивого значения закрепляется сема, которую достаточно условно можно перевести как «гибкость, ловкость, притягательность» (ЛСВ4). Существенно, что рядом с ЛСВ4 в словаре нет никаких помет, которые бы указывали на переносное значение, либо на его стилистическую характеристику. Следовательно, оценка реалии, произошедшая в исторической перспективе, привела к категориальному сдвигу, который в качестве значения устойчиво закреплен  внутри лексико-семантического поля. Полагаем, что эта сема, структурирующая ЛСВ4 значения «вода» в грузинском языке,– результат акта вторичной номинации, разновидность стертой образности, так называемое, «безобразное» производное значение. 

В подобных лексических явлениях связь с исходным значением принято реконструировать через логически вычленяемый отвлеченный признак, релевантный как для производного, так и для исходного значения. Полагаем, что в данном случае связь с исходным значением «вода» реализуется через сходство по функции. Поясним: вода в Грузии – это преимущественно быстрые горные потоки, наделенные силой и энергией прокладывать себе дорогу среди груды камней, ловко огибая природные препятствия на пути. Русло этих рек гибко обходит глыбы, продолжая стремительный бег вперед. Вода в них бурлит и сверкает, она живая и полная сил. Поэтому в грузинской языковой картине мира  все интепретанты, связанные с водой, основываются на динамичных, жизненных силах воды. Эти функциональные признаки логически восстановимы и, как  представляется, релевантны для исходного производного значения. Отсутствие пометы в словаре, указывающей на акт вторичной номинации, является свидетельством семантических транспозиций, произошедших на диахроническом уровне, устойчиво закрепленных в грузинском языковом сознании и вводящих в целый ряд установок, принятых в данной культуре. Этот пример подтверждает известную мысль Э. Сепира о том, что различия, которые кажутся носителям одного языка неизбежными, могут полностью игнорироваться языками, отражающими совершенно иной тип культуры (1993). Подчеркнем, что применительно  к теме доклада речь идет о различиях, выявленных на фоне  совпадающего, общего в обоих лингвокультурах осмысления понятия «вода».

Вода – универсальный ядерный концепт в различных культурах. Поэтому естественным является то, что у народов мира существуют десятки пословиц и поговорок, концептуально связанных с понятием «вода». Истоки универсализма восприятия водной стихии следует искать в архаичном мировосприятии. На архаическое осмысление воды со временем накладываются первые философские умозаключения. Так, в одном из первых философских осмыслений мира у Фалеса Милетского вода – начало и конец мира: «все появляется из воды и в воду все разлагается» (1989: 109). У воды множество форм: океан, моря, озера и реки, ручьи, болота. Она прозрачная, чистая, свежая. Такая вода утоляет жажду, дает жизнь человеку и земле. К такому восприятию восходит символизация светлого, очищающего, начала воды. Такая вода – это жизнь. Но вода может быть мутной, грязной, бушующей. И тогда она несет разрушение и смерть. Отсюда зафиксированное почти во всех языках мира двойственное отношение к водной стихии, универсальная экзистенциональная связка, в которой сливаются в узел два самых напряженных понятия – «жизнь и смерть».

Однако  по мнению ряда ученых,  уникальной, присущей только  русскому языковому сознанию является закрепленная в картине мира оппозиция «живая – мертвая» вода. В сказочных мотивах такая вода используется как исцеляющая сила. Причем, парадоксом является то, что в русских волшебных сказках исцеляющей силой наделена и живая, и мертвая вода. Но в целом в русском фольклоре понятие «живая вода» закреплено  за водой рек, ручьев, источников, т. е. за движущейся водой, а понятие «мертвая вода» –   за водой болот и стоячих водоемов. Вектор символизации можно представить следующим образом: вода → жизнь→ смерть.

С культурологической точки зрения интересным представляется тот факт, что в грузинском языковом сознании закрепляется жизнеутверждающее начало воды как доминантная характеристика понятия. Особого внимания заслуживает и уникальный, качественно иной в сравнении с выявленным в русской языковой картине мира,  вектор символизации свойств воды.

На семантику очищающей силы воды, здесь накладывается пласт: вода – благодать. Благодать – это то, что ниспослано свыше, это покровительство, помощь, успокоение. Таким образом, природный объект осмысливается и порастает в менталитете народа как нечто бесценное, исключительное, несущее покой, милосердие, помилование. В результате семантических преобразований вода в грузинской языковой картине мира стала образом, формирующим семантическое поле из сферы духовной и социальной жизни человека: «милость/милосердие». Вектор символизации: вода → благодать→ милость→ помилование. Обратимся к данным языка: tskali (вода), shetskaleba (помилование), tsakaloba, motskaleba (милость, доброжелательность), satskali (несчастный, тот, кто нуждается в милости), mtskalobeli (милующий), shemtskale (милосердный),        upalo, shemitskale! (Господи, помилуй!), показательна и коллокация tskali mitevebisa (крещенская вода, дословно: вода прощения).

Концепт вбирает в себя и свойства воды как природного объекта, и символику воды, которая сквозным стержнем пронизывает человеческую культуру. По определению Мамардашвили – Пятигорского, вода может быть понята как философское понятие «мировое событие» (1997). «Мировое событие»  определяется философами как событие, которое стоит на условных линиях, пронизывающих любые эпохи, любые человеческие структуры: культурные, социальные, личностные. Потоп – это, прежде всего, природное событие:  разлив воды, наводнение. Но в человеческом сознании сформирован и потоп-символ, который представлен в культуре человечества уже как мировое событие. Таким же символом, мировым событием является вода-очищение, вода-возрождение.

Подойдя в рассуждениях к очищающей символике воды, остановимся на тезисе Дж. Трессидера, который он приводит в Словаре символов: «во всех известных легендах о происхождении мира жизнь произошла из первородных вод /.../ Считалось, что чистая вода, особенно роса, родниковая и дождевая вода... являются формой божественной милости, даром матери-земли (родниковая вода) или небесных богов (дождь и роса)» (1999). Развивая эту мысль, Трессидер указывает на особо почтительное отношение к свежей воде как очищающему элементу в религиях тех стран, где запасы воды были скудны (иудейские, христианские и индийские ритуалы очищения или крещения). Но эта мысль исследователя представляется несколько полемичной. Как известно,  территория Грузии обильно орошается чистыми водами горных ледников – вода этой земле дана в изобилии. Вместе с тем,  как было показано выше, данные грузинского языка свидетельствуют о том, что так же, как и в засушливых регионах, вода для грузин – это, прежде всего, милость, благо, великая сила. Аналогично и в русской языковой картине мира. Россия с ее бескрайними водными просторами никак не может быть отнесена к засушливым регионам мира. И несмотря на это, вода и здесь осмысливается в общемировом универсальном ключе. Поэтому то, что Трессидер  объясняет существующую универсальную оценку воды скудостью водных ресурсов, как аргумент можно принять лишь частично.

В архаическом и мифологическом космосе четыре стихии – вода, огонь, воздух и земля являются первоэлементами мироздания. Эти четыре стихии могут быть описаны как изначальная модель мира, как набор основных семантических противопоставлений, имеющих для народов мира практически универсальный характер. Глубочайшая древность этих концептов, их связь на уровне архетипического сознания верифицируется грузинской коллокацией «mitsa-tskali» (земля-вода в значении «родина») или, к примеру, русской фольклорной сентенцией: «Царь огонь да царица водица». На древнейшее осознание места водной стихии в мировом порядке указывает и множество архетипических метафор и образов в мировой культуре:  река времени; все течет, все меняется; в одну и туже реку нельзя войти дважды... В более поздней, библейской картине творения, вода помещена у истоков мира: «...и Дух Божий носился над водой» [Быт. 1:1-2]. Образ чистой воды – величайшая и непреходящая символическая ценность человеческого бытия. В традициях культур различных регионов и разных эпох вода участвует в ритуалах, связанных с сакральным переходом человека из одного состояния в другое. В христианстве вода – символ крещения, символ рождения человека для новой жизни во Христе. Универсальная ценностная характеристика воды восходит к архаическому, мифологическому мировосприятию. В картине мира и русского, и грузинского языков на этот  архаичный пласт в дальнейшем накладывается новый уровень культурно освоенных значений, пришедший вместе с христианством. Так,  постепенно в обыденном грузинском и русском языковом сознании вода переосмысливается и закрепляется как христианский символ очищения и возрождения.

Интересным представляется и то, что в языковой культуре обоих народов существуют коллокации: «лить воду/толочь воду» (tsklis nayva) в значении пустословия, безделия, занятия ненужным делом. Как самая дешевая жидкость вода в обыденной речи может становиться и ироническим заместителем любой дорогостоящей жидкости: вода, а не чай, не вино; кофе как вода и т.д. Полагаем, такая традиция, отраженная в языковых формах, не может возникнуть там, где запасы воды скудны, потому что обесценивать нечто может только его избыток или ненужность. Применительно к воде – это избыток, изобилие, повсеместность.

Все выше сказанное в совокупности с данными грузинского и русского языков позволяет заключить, что не изобилие или скудость водных ресурсов в отдельном регионе являются ведущим критерием оценки воды.

Являясь одним из ключевых слов в языковой картине мира, вода содержит элементы различий в культурной разработанности объекта, что обусловлено воздействием факторов, формирующих «символическую реальность», на фоне которой происходит фиксация разных планов бытия понятия в сознании человека. Различия в культурной разработанности реалии находят отражение в семантике, культурной коннотации и символизации слова. Суммируя анализ культурной разработанности понятия «вода», вновь воспользуемся словами Блаженного Августина: в главном – единство, во второстепенном – свобода. Отсюда –  различие, многообразие...

Как утверждал выдающийся немецкий философ Г. Гадамер, «в основе смысла отдельного слова всегда лежит целая система слов/.../.Основу языка, похоже, образует способность слов, вопреки определенности своих значений, быть неоднозначными, то есть способность любого слова располагать гибким веером значений, и в этой именно гибкости проявляется своеобразная дерзость такого предприятия, как речь» (1991: 57). Можно ли отделить слово от той культуры, которая наполняет его смыслом? И от опыта языковой личности, которая его интепретирует?

Таким образом, мы вновь подошли к проблеме понимания, особенно острой для иноязычной речи. Если язык – это определенным образом увиденный мир, а не называние его реалий, то для подлинного понимания слов иного языка нужно научится понимать и то, что не может вместить ни один толковый словарь. Даже если это касается самых обыденных слов повседневности.

БИБЛИОГРАФИЯ

.

ВИНОГРАДОВ В. В. (1953): О некоторых вопросах русской исторической лексикологии. Известия Академии наук СССР. Отделение литературы и языка. 1953а. Т. 12, вып. 3, с.с. 185-210.  Издательство АН СССР. Москва

ВИНОГРАДОВА Л. Н. (2005):  Оппозиция «живой – мертвый» в фольклоре и народной культуре славян. Славянская традиционная культура и современный мир. Сборник материалов научной конференции. Вып. 8, с.с. 95-106. Государственный республиканский центр русского фольклора. Москва

ГАДАМЕР Г. (1991): Язык и понимание. Актуальность прекрасного. Издательство «Искусство». Москва

ДАЛЬ В. И.(2003): Пословицы русского народа. Издательство «Эксмо». Москва

МАМАРДАШВИЛИ М. К., ПЯТИГОРСКИЙ А. М. (1997): Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символе и языке. Издательство «Языки русской культуры».  Москва

            ОРБЕЛИАНИ С.-С. (1991): Лексикон грузинский.  Издательство «Мерани». Тбилиси

СЕРПИР Э. (1993): Избранные труды по языкознанию и культурологии. Издательство . Москва

                ТРЕССИДЕР ДЖ. (1999): Словарь символов.  Издательство «Фаир-Пресс». Москва

                ФАЛЕС МИЛЕТСКИЙ (1989): Фрагменты ранних греческих философов. Ч. I. М. 1989, с.109

ХАЙДЕГГЕР М. (1993): Время и бытие. Издательство «Эксмо». Москва

ТОЛКОВЫЙ СЛОВАРЬ ГРУЗИНСКОГО ЯЗЫКА (1950-1962): Издательство АН ГССР. Тбилиси

БОЛЬШОЙ ТОЛКОВЫЙ СЛОВАРЬ РУССКОГО ЯЗЫКА (2000): Издательство «Норинт». Санкт-Петербург

WIERZBICKA A. (1992b): Semantics, Culture, and Cognition: Universal Human Concepts in Culture-Specific Configurations. Oxford: Oxford University Press.

 

.

[1] Методика процедуры лингвокогнитивного анализа подробно изложена: Вардзелашвили Ж. «Наносемы лексических структур»//Русское слово в мировой культуре. СПб., 2003.

[2] По каждому толкованию выделены дополнительные рубрики, фиксирующие смысловое варьирование в пределах данного значения.

[3] Сема выделена из ЛСВ4.  Следует учитывать, что перевод на русский язык в известном смысле носит условный характер

 

                               В каталог

Hosted by uCoz