New Page 2 New Page 6 Статьи по лингвистике

Ж. Вардзелашвили                                                                                                                    В каталог    
(   (Грузия)
 

Гиперсмысл поэтического слова

(Опубликовано:  Санкт-Петербургский государственный университет и Тбилисский государственный университет. Научные труды. Серия: филология. Выпуск VI. СПб-Тб., 2003, с. 64-72) 

Одной из важнейших функций языка, как известно, является информативная функция, закодированная в языковых знаках. Знаки-слова имеют разную степень семиотической растяжимости, как реальную, так и потенциальную. Под реальной мы понимаем минимум смысла, заложенный в ближайшем значении слова и отраженный в дефинициях, зафиксированных за данным языковым знаком в существующих толковых словарях языка и легко дешифруемый носителями данного языкового сознания. Под потенциальной – развитие феномена, названного А. А. Потебней «дальнейшим значением слова» (1, 142). Суть этого явления кроется в живой материи слова, в диффузности сем семантического поля, в коннотационных процессах, в контекстуальных столкновениях и концептуальных пространствах.

          Если отталкиваться от утверждения о том, что правила употребления знаковых средств не устанавливаются теми, кто использует язык, а существуют как навыки языкового поведения, то логично задаться вопросом, почему возникает потребность нарушить стереотип использования знака и какими законами ограничивается нестандартное применение знака при некоторых условиях  x?

          Ответу на первый вопрос посвящен столь внушительный список работ, касающихся проблем теории номинации, языка художественной литературы, исследования ментальных процессов обобщения чувственных образов, начиная с античных риториков и кончая работами современных авторов, работающих в области когнитивистики, что мы не видим необходимости в рамках данной статьи останавливаться на этой проблеме.

          Второй вопрос гораздо менее разработан и, несмотря на активность лингвистической мысли и в этом направлении, все еще остается лакунарным пространством. В известной работе Чарльза Морриса “Из области основной семиотики” механизм обозначения нестандартным знаком другого объекта понимается как “корреляция между двумя рядами объектов” на основе существующих правил употребления. “Семантическое правило имеет своим коррелятом в прагматическом измерении навык интерпретатора использовать знаковое средство при определенных обстоятельствах и, наоборот, ожидать что-то, если используется данный знак” (2, 73). Вопрос, по всей видимости, можно сформулировать так: каков предел возможностей семантического инварианта на основе правил использования языком данного знака?

В предыдущих работах (Ж. Вардзелашвили. Наносмыслы в компонентном анализе слова // Славистика в Грузии № 4, Тб., 2003; Наномасштабное исследование лексических единиц // Научные труды. С- Пб. – Тб.  №5, 2003) мы выдвинули допущение о возможности существования в семантичеком пространстве слова мельчайших частиц смысла – наносмыслов, остающихся в силу своей изначальной неочевид-ности в семантическом пространстве данного слова за пределами компо-нентного анализа. Но, будучи латентными, они тем не менее ощутимы в семантическом пространстве слова, а при наномасштабном анализе, -  и выводимы. Наносмыслы, либо наносемы, образуют свое поле вокруг семантического поля слова, и это смысловое поле есть материя гораздо более тонкая. Наносемантическое поле несет в себе смыслы тайные, лежащие далеко от поверхностного уровня, смыслы для “посвященных” в чтение подтекстов. Помимо этого, наносмыслы “сцепляют” микротекст, макротекст и виртуальный контекст.

 Если представить абстракцию слова в виде русской матрешки, то наносмыслы – это  самая маленькая матрешка, добраться до которой нужно иметь терпение и определенную уверенность, что там, где ты ищешь, должно быть что-то еще. Наносмыслы могут быть вскрыты только при совпадении авторского намерения и возможностей адресата, и в этом случае они могут влиять своими импульсами на формирование таких значений данного слова, которые вытекают из его глубинных потенций. Хотя возможно, здесь было бы уместнее вместо “значения” употребить “значи-мость” –  термин, предложенный Ф. де Соссюром. Такое разграничение было предложено им исходя из того, что значения слов строятся на концептуальной основе и наиболее известны носителям языка в их словарных формах. А значимости образуются как результат внутренних процессов и отношений, которые имеют место в различных системах, из которых состоит язык.  

          Когда мы говорим о возможности существования в слове сверхсмыслов, мы не утверждаем того, что подобное явление присутствует повсеместно. Более того, очевидно, что оно локализовано (но не ограничено) в языке художественной литературы. Это особая языковая система, наделенная своими внутренними отношениями, эмоционально наиболее напряженная, она является тем пространством, где слову предопределено нести коннотативные значения, где обычное слово может превращаться в энигму.

          Рассуждая о поэтической речи, в статье “Магия слов” Андрей Белый высказал идею творческого возрождения слов обычного языка: “ Смысл живой (живой речью А. Белый называл поэтическую речь – Ж. В.) речи вовсе не в логической ее значимости; сама логика есть порождение речи… Главная задача речи – творить новые образы.” И далее: ”Великое ее значение в том, что она ничего не доказывает словами; слова группируются здесь так, что совокупность их дает образ; логическое значение этого образа неопределенно; зрительная наглядность его неопределенна также, мы должны сами наполнить живую речь познанием и творчеством” (3, 433). 

          Поэтическому слову свойственна особая емкость, которая должна суметь вместить иную глубину чувств, иные образы и абстракции. Поэтическое слово гораздо реже, чем в обычной речи, может быть представлено в своей “словарной” форме. И несравненно чаще слово в языке художественной литературы обыгрывается и перевоплощается, сохраняя семиотическую константу. В результате семантических преобразований  слова становятся тропами, а текст генерирует подтексты. Процессы эти достаточно изучены как языковедами, так и литературоведами. Мы же заостряем внимание на механизме, провоцирующем генерацию в слове смыслов глубинных, не всегда объяснимых с позиций классических методов анализа значений слова. Эти глубинные значимости избыточны для узуса.

Назовем эти значимости гиперсмыслом слова. Если обратиться к греческому hiper, -  то это есть не что иное, как приставка, указывающая на превышение нормы. Норма для слова в аспекте, интересующем нас, – его значения, зафиксированные словарем. Все остальное, что порождается данным словом, будет его гиперсмыслом. И тогда коннотации, сопровождающие его, и есть гиперсмысл. Отталкиваясь, однако, от понятия гипертекст, предложенного американским лингвистом Тедом Нельсоном еще в 1965 году, мы будем понимать гиперсмысл слова, как и гипертекст, -  несколько шире, чем тривиальное превышение нормы.

 Гипертекст по Нельсону – это система идей и фактов, которые не имеют жесткой структуры и последовательности. С появлением компьютерных технологий гипертекст из идеи Нельсона стал реалией. В информатике – это система, которая позволяет пользователю получать информацию в удобной ему последовательности, где информация собрана в некие сети узлов, соединенные логической связью. Обычный текст также состоит из составных частей, но в нем они спаяны; в гипертексте узлы четко различимы и не сливаемы. Обычный текст – линеен, гипертекст – нелинеен. Последовательность для гипертекста не является основополагающей. User (пользователь) сам выбирает последовательность работы с узлами, одни из которых он может опустить вообще, не потеряв при этом логики текста. В художественной литературе последних десяти-пятнадцати лет стали появляться гипертексты, гиперроманы, построенные по принципу свободного выбора читателем развития сюжетной линии из нескольких авторских вариантов. Таковы, к примеру, романы всемирно известного сербского писателя Милорада Павича.

          Итак, гипертекст – это текстовые блоки, которые могут свободно перемещаться в пространстве. Их перемещение похоже на колоду карт – их всегда одинаковый набор, но ложатся они по-разному, меняя всякий раз расклад; оно похоже на движение не по заданному направлению от входа до выхода, но с разными входами и выходами. Условимся, что гипертекст – это система, состоящая из неких узлов, гранул, объединенных логически, но не иерархически  и не последовательно, это – свободный выбор варианта, меняющий сюжет, но не идею самого произведения. Гипертекст в литературе – это гиперпространство для поиска смысла слов.

 Гиперсмысл слова – это многоярусная система, в которой a priori слово дано в совокупности своих ЛСВ, а далее к этой системе подсоединяется модуль/модули    как  некая общность понятия и отходящих от него образов, ассоциаций, коннотаций (наиболее тонкие из которых неразложимы при компонентном анализе). Эта система диффузна и пластична. Мельчайшие частицы смысла не могут быть расшифрованными, если не произойдет известного совпадения целого ряда условий. Прежде всего, это –  потребность автора «перезагрузить» слово, исходя из творческой задачи, ощущение автором пластики слова и почти интуитивной уверенности в способности данного семиотического знака «выдержать» нагрузку, иногда опираясь синтагматически, а в некоторых случаях –  на весь семантический крой текста. Но как бы изощренно ни была сплетена семантическая сеть, она будет абсурдом, если ее невозможно расплести и найти искомое – смысл. Значит, для гиперсмысла нужны двое: адресант и адресат, автор и собеседник, которому ведома игра автора, он ощущает приглашение к ней и включается в процесс, который есть движение в гиперсмысловом пространстве текста и самих слов.

В сборнике стихов Иосифа Бродского «Пейзаж с наводнением» находим строки: «Чудо-юдо: нежный граф // Превратился в книжный шкаф». Из контекста нам известно, что речь идет о графе Льве Николаевиче Толстом. Но почему он нежный? Какой особенный смысл вложил мэтр русской поэзии XX века в оценку русского гения другого века? Словарные значения слова нежный едва ли ответят на наш вопрос: Нежный: 1. проявляющий любовь, ласку по отношению к кому –л., в обращении с кем-л. 2. Мягкий, приятный на ощупь. 3. Мягкий, приятный на вкус, на запах. 4. Отличающийся изяществом очертаний или миниатюрностью. 5. Имеющий светлый, мягкий, теплый тон. 6.Отличающийся хрупкостью, боящийся грубого прикосновения; легко портящийся при хранении, перевозке. 7. Приятный по звучанию, тихий, гармоничный. 8. Слабый, хрупкий, изнеженный. Из всех перечисленных здесь качеств только любовь приложима к ставшему хрестоматийным образу  Л. Толстого. Но тогда почему, к примеру, не добрый граф? Это не так резало бы чуткое ухо читателя, но может быть, именно этого и добивался Бродский? Он заковывает нежного графа в книжный шкаф: всех его героев, все его идеи, все его творчество, так тщательно изученное и рассортированное всеми, от литературоведов до школьников в  программных сочинениях. Для чего? Попытаемся найти ответ в слове Книжный: 1. прилаг. к Книга. 2. Почерпнутый только из книг, не подкрепленный практической деятельностью, отвлеченный || Основывающийся на таких знаниях; далекий от жизни. 3. Характерный для письменного изложения, не свойственный живой устной речи. Превращается ли Толстой (возможно потому, что он автор большого количества сочинений) в шкаф для книг, т. е. книжный, или все его творчество, как далекое от жизни, оказалось, в книжном шкафу? Не ирония ли нежный? - (импульс для сцепления наносмыслов находится на стыке значений (2. + 3.) слова книжный). Очевидно, что для ответа на наши вопросы недостаточно микротекста. Но гиперсмысл может создаваться и макротекстом, под которым принято понимать совокупность текстов данного автора, объединенных логикой и философией содержания, иногда и весь корпус его текстов., Обратимся к макротексту. В эссе «Катострофы в воздухе» Бродский рассуждает о феномене русской литературы. Его идеал –  Достоевский: «…близость во времени Достоевского и Толстого была самым печальным совпадением в истории русской литературы…кто бы ни следовал за великим писателем, он вынужден начинать с того места, где великий предшественник остановился. А Достоевский, вероятно, забрался слишком высоко, и Провидению это не понравилось. Вот оно и послало Толстого – как будто гарантировать, что у Достоевского в России преемников не будет» (4, 108). Далее он развивает свою мысль, оставляя за нами право соглашаться с ним или нет. Но размышления о Толстом, отношение к его творчеству, найденные нами в аналитическом рассуждении о русской литературе, подсказывают искомый ответ: Толстой для Бродского не идеал, он даже отпугивает нас, слишком близко подступая к пьедесталу Толстого. А в стихотворении, анализируемом нами, выбирает тональность и ритм детской игры-считалки: чудо-юдо: нежный граф // Превратился в книжный шкаф. Толчком для движения наносмыслов в слове нежный становятся его значения (6.+8.). Следовательно нежный по отношению к Толстому у Бродского – ирония, но ирония, глубоко запрятанная и в ритмике стихотворения, и в аллюзивном призыве к искушенному читателю. Она скрыта в гиперпространстве смысла, где переплетаются коннотации, символы, аллюзии, параллели, интерпретации, имплицитно присутствующие в тексте. В нашем примере узуальное нежный стало загадкой-энигмой (термин Р. Барта), ответ на  которую следует искать в межтекстовом пространстве и гиперсмысле слова, предельными состовляющими которого можно считать наносмыслы. И мы не беремся утверждать, что энигма нежный у Бродского имеет лишь наш вариант отгадки.

Нас интересует, сколь растяжимо слово как семиотический знак. В уже цитируемой здесь работе Ч. Морриса «Основания теории знаков» в качестве эпиграфа приведены слова великого Лейбница: «Никто не должен бояться, что наблюдение над знаками уведет нас от вещей: напротив, оно приводит нас к сущности вещей».  

 

Литература:

1.     А. А. Потебня. «Из записок по русской грамматике // Звегинцев В. А. История языкознания XIX –XX веков в очерках и изречениях.» Ч. I, М., 1964.

2.     Ч. Моррис. «Значение и означивание» //Семиотика. М., 2001.

3.     А.Белый. «Магия слов» // Символизм. М., 1910.

4.     И.Бродский. «Поклониться тени». С.-Пб., 2000.

5.     И. Бродский. «Пейзаж с наводнением». С.-Пб., 2000.

6.     Ф. де Соссюр. «Труды по языкознанию». М., 1977.

 

G. Vardzelachvili

Hypersens du mot poétique

Comment les lois sont limités ou dans les proportions réduites l’emplois non standardisé du signe sémantique dans quelques conditions? Hypertexte dans la littérature c’est une hyperespace pour chercher le sens d’espace des mots. Hypersens du mot c’est un systéme à plusieur rang ou étages,dans lequel le mot est donné au total de ses «ЛСВ», a qui on ajouter les modules éloigné&s du concept d’assosiations de connotation et des types formes et d’images.

J. Vardzelashvili

Hypersense of poetical word

Which rules are limiting non-standard use of synonimic sign in certain circumstances? Hypertext in literature is hyperspace for the search of   word’s sense. Hypersense of the word is a multigrade system in which the word is given in the total of its “ЛСВ”, to which the modules of deviating from the cocepts assosiations adjust, connotations and images.

  В каталог      

Hosted by uCoz
Hosted by uCoz
Hosted by uCoz
Hosted by uCoz