Ж. Вардзелашвили, Н. Певная                                                                                                    В каталог          

(Грузия)

Лексическое наполнение кластера

«Интимность – интимное»

(Опубликовано:  Сопоставление как метод исследования и обучения языкам. Международная конференция МАПРЯЛ. Сборник научных статей. Том III.  Тб., 2006, с. 21-25)

В языке, в его лексическом составе наиболее ярко отражается характер народа, его отношение к действительности. Еще в начале XIX В. фон Гумбольдт сформулировал мысль о существовании особого языкового мировоззрения. Развитая современной лингвистикой, эта мысль отождествляется с понятием «картина мира». На сегодняшнем этапе развития лингвистической мысли активно обсуждается тезис о множественности картин мира. Полагается, что это множественность связана с множественностью типов языковой личности. Тем не менее, в исследованиях развивается идея о возможности построения некоей модели картины мира, которая может считаться в большей или меньшей степени объективной. Такая модель опирается на базу данных – лексикографические источники, фиксирующие узуальное осмысление данным языком окружающего мира и его реалий. При этом в центре такой абстракции находится условная фигура – стандартная идеолектная языковая личность.

Само понятие «картина мира» все чаще анализируется как дихотомия «языковая – концептуальная», где названные уровни коррелируют с дихотомией «язык – речь». Однако в последние десятилетия язык все чаще рассматривается в лингвистических исследованиях не как противопоставление речи, но как единый онтологический объект. С этих позиций языковая картина мира может трактоваться как конденсат концептуальной картины мира, как ее «свертка», концентрированная инсталляция сжатых смыслов. Это два разных уровня абстракции – от фактов языка к когнитивным категориям. Элементы первой системы реконструируются через факты языка, элементы второй – через концептуальные модели, которые верифицируются через их языковое воплощение.

 Анализируя лексику, репрезентирующую определенный фрагмент картины мира, можно выявить своеобразие национального восприятия и оценки окружающего мира народом-носителем языкового сознания.

С этой точки зрения нами проанализирован класс слов русского литературного языка, объединенный в кластер «интимность – интимное» и обозначающий состояние человека, которое сформировалось под воздействием внешних, либо внутренних причин. Интимность «обозначает как объективное явление, так и субъективное чувство – точнее, концепт явления, которое как бы парит над объектом и субъектом, над причиной и следствием. Или же выражает «неведомую причину» (1, с. 449).

Концептуально-языковая модель – кластер  «интимность – интимное» объединяет по нашим данным сорок одну лексическую единицу (ЛЕ), из них: имен существительных –  12 (одно субстантивированное наречие – инкогнито; один троп – голгофа); глаголов – 10; имен прилагательных и адъективированных причастий – 12; наречий в функции сказуемого – 2; фразеологических единиц – 5:

 один II в зн. прил.(ЛСВ1), одинокий (ЛСВ3), одиночный (ЛСВ1), бегство (ЛСВ1/перен.), закрывать/закрыть душу на замок, голгофа, замкнуться (ЛСВ2), замкнуться (замыкаться) в (самом) себе, затаить (ЛСВ2), затаивать (ЛСВ2), затвориться (ЛСВ3), затвориться в башне из слоновой кости (ЛСВ1), в четырех стенах затвориться, избегать (ЛСВ1), индивидуальный (ЛСВ1), инкогнито II, неизм. (ЛСВ2), интимный (ЛСВ1/перен.), келья (перен. трад.-поэт.), личный (ЛСВ2), неизвестность (ЛСВ4), персональный (ЛСВ2), печаль (ЛСВ1), печально II в функц. сказ., печальный (ЛСВ1), плакать (ЛСВ1, ЛСВ2), плач (ЛСВ1), приватный, пусто (в функц. сказ. ЛСВ3), скука, скучать (ЛСВ2), соскучиться (ЛСВ2), стена (ЛСВ5), Китайская стена, страдать (ЛСВ3), тайник (ЛСВ2), тайный (ЛСВ2/перен.), уголок (ЛСВ1, ЛСВ3), уединение (ЛСВ1), уединенный (ЛСВ3), уединиться (ЛСВ2), частный (ЛСВ3).

На основании семантического, компонентного и концептуального  анализа составляющих кластер ЛЕ выводится общее значение концептуального множества «интимность – интимное»:

 1) «глубоко личное, непубличное, сокровенное в жизни отдельного человека»: приватный, уединенный;

2) «совершаемый без других, происходящий в отсутствии других (людей): плакать, страдать;

3) «нахождение, пребывание отдельно от других»: избегать, уединиться;

4) «состояние дискомфорта/комфорта»: замкнуться, уединиться;

5) «состояние душевной горечи, печали»: плакать, скучать, страдать.

          Верификация выведенных значений, хранящихся как акт концептуализации в лексических единицах, осуществляется в прецедентных текстах – когнитивных контекстах.  Так, например: «… у меня однокомнатная квартира на восьмом этаже семиэтажного дома (sic!)…, нет ни телефона, ни телевизора – этих основных пожирателей времени. Настоящая «башня из слоновой кости», как будто нарочно созданная для уединения и размышления. Нет ничего печальнее одиночества, но уединение временами необходимо, я жалею людей, которые его лишены, и с подозрением отношусь к тем, кто в нем не нуждается» (Крон. Бессоница).

Анализируемой кластер посредством входящих в его состав лексических единиц вербализует состояния и ощущения, действия личности, наиболее скрытые от постороннего наблюдателя. Это лексика, дистанцирующая личность и характеризующая тот аспект человеческой жизни, который является глубоко личным. Характерно, что вербальных средств в русском литературном языке для материализации перечисленных состояний немного. По всей видимости, данный факт объясним тем, что чувства, испытываемые личностью, которые отнесены нами к кластеру «интимность – интимное», являются большей частью областью внутренней речи. Человек реже вербализует то, что для него является глубоко личным, сокровенным, чем то, что может быть предметом обсуждения. Это зона рефлексии, осуществляемая индивидом наедине с самим собой. Ведущему внутренний диалог человеку не нужен такой объем лексических средств, как это необходимо для того, чтобы быть понятым другим.

Подтверждением сказанного может служить и анализ паремий, иллюстрирующих анализируемый кластер. Например: «Все видят, как веселюсь, а никто не видит, как плачу» ; «Слышно, как песни поем; не слышно, как воем» ; «В слезах никто не видит; а песни всяк слышит». Паремии представляют оппозицию внутреннее  – внешнее и демонстрируют отношение в русском языковом сознании к сфере интимных переживаний и чувств. Интимное – это то, что не принято демонстрировать. Слезы, плач, вой – не для других; смех, песни, веселье – «всяк слышит и видит». Отметим, что также, как и лексических единиц, объективирующих данный кластер, так и количество паремий, зафиксированных в Сборнике пословиц и поговорок русского народа В. Даля, незначительно.

Как следует из выше сказанного, методика описания картины мира может опираться на сопоставление формального и функционального, где первый уровень – языковое воплощение (через семантический анализ данных узуса), а второй – через концептуальное осмысление явления, поиск семантических преобразований, фиксацию вторжения коннотативного в зону денотативного. Такая методология соответствует лингвистическому поиску параметров, выявляющих «картину нестандартных семантических связей, присущих не языку вообще, а только данному автору (2, с. 134).

Однако окказиональность наполнения семантического тела языкового знака, которая является индивидуальным творческим актом, реализованным в дискурсе, носит системный характер. В противном случае  абстракция (любой троп, любой образ) потеряла бы релевантность для носителей системы.  Смыслы, реализующиеся в предикационной цепи, даже максимально отстоящие от денотатов, поддаются декодированию, поскольку связаны системными отношениями в моделях категоризации мира. Языковая единица – элемент системы естественного языка – вступает  в процессе реализации в отношения регулярности и дисгармонии, что порождает напряжения и изменения в самой системе (3, с. 50).

Понимание языка как живой, изменяющейся системы восходит к мысли В. фон Гумбольдта о том, что язык – это деятельность: «Язык следует рассматривать не как мертвый продукт, но как созидающий процесс, надо абстрагироваться от того, что он функционирует в качестве обозначения предметов и как средство общения, и, напротив того, с большим вниманием отнестись к его тесной связи с внутренней духовной деятельностью и к взаимному влиянию этих двух явлений» (4, с. 90).

Объединенная в кластере «интимность – интимное» концептуальная цепочка, вербализованная лексическими единицами, представляет модель обобщенной ситуации, в которой проявляется стремление личности к сохранению своего личного пространства от несанкционированного вторжения. Экзистенциональное понятие «интимность – интимное» представлено определенным набором базовых понятий, соответствующих количеству лексических единиц, их вербализующих – фиксируется на уровне языковой картины мира. Наращение образности,  абстрактное осмысление, разрастание до уровня фреймов, скриптов, новых кодов, «не всегда напрямую связанных с вербальным кодом» (5, с. 9) – образ мира, фиксируемый концептуальной картиной мира.

Литература:

1.     Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2004.

2.     Гаспаров М. Л. Художественный мир писателя: тезаурус формальный и тезаурус функциональный. // Проблемы структурной лингвистики. М., 1988.

3.     Звягинцев Р. А. Мысли о лингвистике. М., 1996.

4.     Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода. М., 1964.

5.     Кубрякова Е. С. Проблемы представления знаний в языке. // Структуры представления знаний. М., 1994.

J. Vardzelashvili, N. Pevnaya

Lexical filling of the “Intimacy – intimate” cluster

Summary

On the contemporary stage of the development of the lexical idea, the thesis of the world’s pictures’ plurality is being actively discussed. Lingual picture of the world can be understood as a bundle (condensate) of the conceptual one. From this point, this article analyses the class of words in the Russian literary language which are unified in the “Intimacy – intimate” cluster.

В каталог